10:23 PM
Захаровна (рассказ, 2004 г.)

В полумраке непротопленного зала деревенского клуба стоял терпкий запах табака, дешевого одеколона и духов. Выступали они здесь впервые, хотя Перевалиха и находилась всего в пяти километрах от райцентра. За два года слава поселкового детского ансамбля песни и танца прогремела аж до Новосибирска, принимавшего ребят как лауреатов республиканского фестиваля. А вот перевалихинский клуб выбрали они нынче как место генеральной репетиции перед большим концертом в честь Международного женского дня.

Обычно для таких выездов в ансамбле имелась небольшая - до двенадцати человек - вокальная, да минимизированная - четырехпарная - танцевальная группы. Санька всегда любил такие вечерние поездки, затягивающиеся до полуночной поры. Вот когда можно снова вырваться из надоевшего детдома, вдоволь наораться, надуреться и напеться вместе с друзьями в душном, арендуемом гастролерами «ПАЗике», набитом, как сундук, нарядами всевозможных размеров, расцветок и фасонов.

На узенькой сцене, освещенной тремя обыкновенными электрическими лампочками, выжимки хора прижимались к выбеленной стене, создавая простор танцевальным номерам. Занавесом и одновременно кулисами здесь служили широкие плотные оконные шторы, подшитые снизу шелковыми рюшками.

Самый главный в ансамбле – его художественный руководитель - Сергей Никифорович беззвучно перебирал аккорды и басы, готовясь к следующей песне.

- ...солист - Саша Ельцов! – выкрикнула-объявила Наташка-ведущая.

В зале заметно оживились, зашептались. Глуховатый дедуля во втором ряду громко забубнил в ухо соседке-молодухе:

- Это не Марьи ли покойной?

- Он, он, точно, - отстраняясь, заерзала та, поправляя песцовый воротник и по-гусиному вытягивая из него шею.

- Наш - Перевалишный, - довольно резюмировал соседям дед и, чуть подавшись к сцене левым ухом, ухватился крепкими узловатыми ладонями за спинку переднего сиденья.

Неуверенно, словно вдруг испугавшись отчего-то знакомых лиц, Санька вышел вперед, встал, чуть не прижимаясь к баянисту, и искоса посмотрел на него. Сергей Никифорович кивнул головой, в его очках качнулся полутемный зал, и пальцы лихо забегали по клавишам баяна.

«Висит на заборе, колышется ветром...», - поначалу осторожный, чуть срывающийся голос с каждой строчкой креп, усиливался. В темноте потолка растворялась робость. А история о потерянном друге, о маленьком беззащитном щенке в исполнении этого худенького, малорослого певца теребила какие-то внутренние закоулки слушателей, будоражила своей проникновенностью и искренностью, снова и снова заставляла щемить сердце.

Оставаясь вот так почти один на один со зрителями, Санька, наученный старшими, всегда для уверенности старался смотреть не на них, а на безыинтересные и повсеместно однотипные задние стены сельских близнецов-клубов. И сегодня его взгляд скользил поверх навалившейся на низенькую сцену притихшей детворы, поверх степенных и серьезных мужиков, полудремавших среди предпразднично разодетых старух, мимо забившей узкие проходы вдоль зашарканных стен молодежи.

«...Найдите собаку, найдите собаку! Вернись поскорее, мой маленький друг!..»

Звонкое соло мальчишки на заключительном припеве усилила хоровая группа. То тут, то там бабы задумчиво качали головами и перешептываясь между собой, тихонько утирали кончиками платков уголки глаз. Торопливо поклонившись шуму аплодисментов, Сашка проскользнул за кулисами в жарко натопленную комнатенку, которую местные работники клуба именовали гримерной.

- Молодчинка, - шепнула на ходу ему хореограф Ольга Ивановна и замахала руками мальчишкам-танцорам, слонявшимся без дела в ожидании своего номера по комнате, чтоб помогли Сашке переодеться. На ходу расстегивая рубашку и разуваясь, Санька юркнул за импровизированную ширму - заботливо растянутое друзьями чье-то пальтишко. Застенчиво косясь на шушукавшихся в уголке девчонок и балансируя на туфлях, стянул брюки. И хор еще дотягивал второй куплет, а Санька, уже облачившись в шаровары и сапожки, влезал в цветастую косоворотку. И когда в комнату снова заглянула Ольга Ивановна, плечистый и вечно улыбающийся друг-детдомовец Мишка помогал ему управиться с поясом..

- Готовы? - ответа не требовалось.

- Девочки, поправьте банты. Мальчишки, что же вы без балалаек, ведь сейчас уже выходить! Кто с правой кулисы? На свои места! - шепотом отдавала она приказы.

Зашуршали платья, приглушенно затопали каблучки, где-то что-то упало и гулко загремело, зашикали, развеселились...

...Заключительные аплодисменты были недолгими. Засидевшиеся зрители торопились выйти на свежий воздух, размять затекшие ноги. Мужики спешили перекурить. Деревенская мелюзга столпилась на сцене, чтобы путаться под ногами спешно собирающихся артистов.

Смеясь и незлобно переругиваясь друг с другом из-за сваленных в кучу валенок, шапок и сумок, ребята суетливо упаковывали в коробки свой скарб, свешивали на плечики смятые платья и бежали с ними в автобус.

Провозившись с некстати порвавшимися шнурками, Сашка нахлобучил старую кроличью ушанку, набросил телогрейку, кинул в оставленную ему коробку с сапогами пакет с туфлями, схватил ее и помчался догонять товарищей. Выскочил из каморки на сцену, спрыгнул вниз, и - дно у коробки распахнулось, сапоги посыпались, разлетелись в разные стороны. Пытаясь дотянуться до самого юркого и проворного сапога, Санька нырнул под прибитые к полу сиденья.

- Саша, - окликнул его от входной двери незнакомый голос.

Из-под низко завязанного шерстяного платка на него смотрели слезящиеся мутновато-голубые глаза невысокой пожилой женщины в полинялой и выеденной молью местами тужурке.

- Здрасьте, - приподняв голову, только и нашелся что сказать он ей. И тут же смутился - вот, уронил...

Женщина отчего-то сама виновато улыбалась и, не сводя с мальчишки взгляд, подошла поближе и присела на крайнее сиденье. Скидав, как попало сапоги, Сашка хотел было уже подхватить под мышку расползающуюся коробку и попрощаться с женщиной, как та осторожно, но крепко ухватила его за рукав телогрейки.

- А я жду вот, дожидаюсь тебя... Конечно, ты про меня не знаешь... ничего не знаешь... откуда ты можешь знать... Захаровна я, - говорила она словно сама себе почти шепотом, с придыханием, жадно вглядываясь ему в лицо. Потом, боясь отпустить его от себя, отстранила, и, оглядывая с ног до головы, все лепетала:

- Конечно, он... вылитый Степан... нос... взгляд... вылитый... мне все говорят, а я, дура, не верила... И он всем твердит: «Не мой....... Ох, Степушка, что ж это такое-то?.. Только сегодня разглядела-увидела... Господи, ты ведь не о собаке пел... Почему так все? ... И руки-то...

Ничего не соображающий Санька только хмурил брови, нерешительно пытаясь высвободиться, в свою очередь внимательно исподлобья всматриваясь в странную собеседницу.

- А я весь концерт тобой любовалась, - с гордостью вдруг сказала та, поправляя на нем  съехавшую на затылок шапку. - Только тебя одного и видела, только тебя и ждала на сцене. Артист: и поешь, и танцуешь. А голос-то - отцов, от Степана... Ох, как же так-то... - снова было начала она, но, спохватившись, заговорила быстро, путаясь и сбиваясь, - Тебя ведь ждут, а я держу тебя... Я тут недалеко совсем живу, за речкой. Рядышком... Ваши тогда наискосок жили... Дружили они, Степан по юности все до вас бегал... А сегодня вот не пошел, сказал - дел полно… Да я ему сама все расскажу про тебя. А может ты останешься?

Санька только и успел плечами пожать в ответ.

- Да и не разрешит тебе никто, - сама себе ответила Захаровна. – Скажут, кто такая я тебе? А я ... я ведь тебе... - тут она осеклась, крепко сжала губы и прикрыла их ладошкой, словно боясь, что ее кто-нибудь услышит, что сама она произнесет это запретное для него слово.

Но в клубе кроме них никого уже не было. На улице толпились молодежь и детвора, из-за дверей слышался их веселый гомон.

- Маму твою на днях во сне видела. Такая молоденькая совсем, грустная... Такая же, когда уезжала она отсюда… - она опустила глаза и нахмурилась. - К чему? - думаю, а сегодня - вот, ты...

Голос ее осекся, и словно упреждая ее, раздался призывный сигнал автобуса.

- Зовут  тебя... беги, сыночек... кровинушка наша...- встрепенулась Захаровна. На ее глазах ярко-ярко заблестели крупные слезы. Дрожащими губами она поцеловала его, прижалась щекой. Подталкиваемый все еще сильными ее руками, он шагнул на мороз и поскользнулся на ступеньке крыльца. Чьи-то мужские руки поддержали его, чья-то добрая шутка полетела за ним вдогонку.

- Ну, чего ты там? - с подножки автобуса кричал ему Мишка. - Мы тебе уже место держим... Гони быстро!

Из-за Мишкиной головы в проеме дверей выглядывало недовольное лицо Сергея Никифоровича, и Санька попытался бежать, хотя с вконец расползшейся коробкой сделать это было трудно. Дотрусив до автобуса, он освободился от ноши и хотел было уже вскочить внутрь, как уже знакомый, дрожащий от волнения голос совсем рядом окликнул его:

- Сашенька... Сашенька, миленький, подожди. Прости нас... - тяжело отдыхиваясь, скороговоркой шептала она ему в лицо. - Ради Христа, прости... И меня, и отца своего... Не держи зла на нас... Если сможешь понять...

- Вот, - рука Захаровны вдруг скользнула в карман тужурки и выгребла оттуда горсть монет. - Если б могла тебе хоть чем помочь. Хоть этим... Не обидься, я не унизить... Возьми, возьми... Купи себе конфеточек, еще чего... Больше у меня с собой ничего нет…

Она, извиняясь и стараясь сделать это незаметно, вложила монеты во вспотевшую разом мальчишечью ладонь. Потом еще раз поцеловала его, мелко перекрестила в грудь и легонько подтолкнула. На Санькином подбородке захолодела ее слезинка. Не поднимая глаз на растерянного худрука и не оборачиваясь к двери, он протиснулся почти в самый конец салона на свое место у окна, и вдруг устыдившись того, что все - и ребята, и взрослые - видели всё и слышали, отвернулся к индевелому стеклу.

Заурчал в наступившей тишине мотор, со скрипом захлопнулись двери салона. Автобус медленно тронулся и начал разворачиваться. Сквозь замерзшие стекла промелькнули улыбающиеся лица сельчан, машущая на прощанье руками детвора, шерстяной платок и губы, немо умолявшие его: «Прости нас... Прости...».

Водитель прибавил газу - артистов качнуло, они засмеялись, снова зашумели.

- Все на месте? - вопросил, наконец, Сергей Никифорович. И не добавив привычно-традиционного «Ну, что ж, домой!», шумно вздохнул и отвернулся к шоферу.

А автобус в ответ загудел как всегда на разные голоса:

- Все!

- На месте!

- Меня нету!

- Едем! Ой, как кушать хочется!

Свет в салоне погас, и Санька смог развернуться, чтобы глянуть в заднее стекло. Посреди взметенной снежной пыли в темноту удалялся неподвижный маленький сгорбленный силуэт в тужурке, освещенный тусклым одиноким уличным фонарем.

Медяки в кармане телогрейки жгли ладошку - Санька так и не выпускал их из руки. Уткнувшись подбородком в не застегнутый до сих пор ворот, он медленно отер бабушкину слезу.

Кто-то запел, песню подхватили: «Должны всегда смеяться дети...»

Категория: Литературная страничка | Просмотров: 405 | Добавил: shadrinuro | Рейтинг: 5.0/2
Всего комментариев: 3
avatar
0
1 shadrinuro • 11:46 PM, 2016-02-20
Рассказ был написан гораздо раньше, в конце 90-х годов. Но я вернулся к нему, и немного переработал в 2004 г. Сейчас перечитывая его, вижу опять много шероховатостей. Наверное, скоро опять возьмусь за него...
avatar
2 genakaz81 • 7:28 AM, 2016-02-25
мне очень нравятся такие рассказы. очень деликатное и цепляет струны души
avatar
0
3 shadrinuro • 11:36 AM, 2016-02-25
спасибо!
avatar